О гендерной идентификации фигуры «заднего плана» в случае мазохистской перверзии

Тема связи гомосексуальной перверзии и перверзии мазохизма не нова. Собственно, современный термин «перверзия» в системе сегодняшних взглядов включает в себя  и то, что  Фрейд в «Очерках по психологии сексуальности» называл «инверзией» (1, стр.10)  (то есть отклонение по половой принадлежности объекта влечения) - и то, что он же называл «перверзией» (1, стр.24) (то есть «…а) переход за анатомические границы частей тела, предназначенных для полового соединения, или б) остановку на промежуточных отношениях к сексуальному объекту, которые нормально быстро проходят по пути к окончательной сексуальной цели»). То есть мы имеем дело в первом случае – с отклонением по объекту, а во втором – с отклонением по цели. В тех же самых «Очерках…» основатель психоанализа, относя садомазохизм  ко второй группе (то есть к перверзиям), отмечал, что «Садизм и мазохизм занимают особое место среди перверзий, так как лежащая в их основе противоположность активности и пассивности принадлежит к самым общим характерным чертам сексуальной жизни». (1, стр.33)  И далее: «Совершенно очевидно, что существование противоположной пары «садизм – мазохизм» нельзя объяснить непосредственно и только примесью агрессивности. Взамен того является желание привести в связь эти одновременно существующие противоположности с противоположностью мужского и женского, заключающейся в бисексуальности, значение которой в психоанализе сводится к противоположности между активным и пассивным». (1,стр.34). Таким образом, в терминологии Фрейда садомазохизм является «мостиком» между инверзией и перверзией, а в соответствии с современными взглядами – садомазохистская перверзия как проявление непременно включает в себя черты перверзии гомосексуальной. Можно предположить взаимность и «перетекаемость» таких отношений и на этом мы остановимся ниже.

На протяжении всей истории психоаналитического движения мазохизм не выходил из фокуса внимания аналитиков. Им занимались как те, кто составлял «первую волну» - первые ученики Фрейда (В. Райх, Т. Рейк, Ш. Ференци, Федерн), так и постфрейдисты (К. Хорни, Л. Де Гроот, С. Нахт и др.) – и вплоть до представителей Лаканианского анализа (Ж.Лакан, С. Бенвенуто, Ж. Андрэ). При этом «тайну мазохизма» не оставили вниманием и представители чисто философских направлений. Я имею в виду, в первую очередь, книгу Жиля Делёза «Представление Захер-Мазоха». Это блестящая работа «ниспровергателя идолов» (Рейка и Лакана), тем не менее, оставляет больше вопросов, чем даёт ответов. В частности, Делёз уделяет самое пристальное внимание так называемой «фигуре заднего плана». И прежде, чем мы вернёмся к рассмотрению взглядов Делёза, следует сделать небольшой экскурс в историю вопроса.

Эта категория была введена ещё Теодором Рейком в его книге «Мазохизм в сексе и обществе» (“Masochism in sex and society”) – труде, заслужившем право наименоваться классическим и служащим  для Делёза ориентиром для критики и ссылок. Разбирая книгу Л. Захер-Мазоха «Венера в мехах», статью Фрейда «Ребёнка бьют» и некоторые другие материалы (включая случаи из собственной практики), Рейк исключительно тонко выделил наличие за наказывающей фигурой некоей другой, еле угадывающейся –  своего рода непременного условия процесса наказания. По Рейку, эта фигура должна определяться как мужская – фигура наказывающего отца. В принципе, это подтверждается случаями «чистого» сексуального мазохизма у мужчин, когда наказывающей фигурой является женщина – жестокая ипостась матери. Случаи же сексуального мазохизма у женщин практически не рассматриваются как патология, что признавалось и самим Рейком.

Однако ситуация усложняется, когда сексуальный мазохизм мужчины сочетается с его гомосексуальностью – и, соответственно, функция наказания  переходит уже к мужской наказывающей фигуре. В этом случае сложно разобраться – то ли мы имеем дело со «срывом покровов» и соответствующим проявлением истинной гендерной  принадлежности экзекутора, то ли происходит своего рода «напластование» разнородных сигналов, окончательно запутывающих положение дел. Для того, чтобы разобраться в этой сложной ситуации, я попробовал проследить генезис эротогенного мазохизма на примере статьи Фрейда  «Ребёнка бьют. К вопросу о происхождении сексуальных извращений». Эта сравнительно небольшая по своему объёму работа достаточно трудна для  проработки – и прежде всего из-за своей структуры, постоянных отходов автора от только что тщательно и подробно рассмотренной модели и смены позиции. Возможно, это обусловлено тем, что статья писалась этапами и сам Фрейд возвращался к ней неоднократно, а возможно – совпадением по времени с предполагаемым анализом Фрейдом  своей дочери Анны (начало которого некоторые исследователи творчества отца-основателя психоанализа относят к октябрю 1918 года, а написание статьи в её окончательном варианте – к 1919 году). Косвенным подтверждением этого является факт публикации в  1922 году работы Анны «Фантазии и мечты о битье».

Как бы то ни было, статья Фрейда, начинающаяся вполне чётким описанием трех фаз фантазирования, две из которых сознательные, а одна, промежуточная – бессознательная, после первых десяти страниц (издания 1992 г. – см. бибилографию) сменяется отходом от, казалось бы, уже эмпирически подтверждённой схемы и обращением автора к излюбленной теме – развитию Эдипова комплекса. При этом обнаружить явные логические причины такого отхода, на первый взгляд, не удаётся.

Первый вариант схемы в «Ребёнка бьют» 

Что же происходит с этими фазами? Почему они, логически выверенные и подтверждённые, вдруг как-то неявно перестают устраивать автора?

Частично ответ можно обнаружить на предпоследних станицах, где эта схема  разводится на варианты «для мальчиков» и «для девочек», а также попутно обрастает новыми, «предварительными» стадиями. Однако самое важное звено рассуждений Фрейда мы отыскиваем гораздо раньше – там, где он начинает исследование параллельной, «Эдиповой» линии, обуславливающей изменения этих уже зафиксированных фаз. К сожалению, заявленная тема и размеры статьи не позволяют полностью разобрать все повороты судьбы фантазии о битье, поэтому я ограничусь рассмотрением фантазий мальчиков – тем более, что сексуальный мазохизм считается патологией применительно именно к  мужскому полу.

Так вот, проследив обе параллельные линии формирования конечной мазохистской фантазии у мужчин, Фрейд, по сути, приходит к многовекторности этого образования. В самом примитивном виде эту схему можно предоставить следующим образом:

На этой схеме мы видим, как появившаяся откуда – то «сбоку» (?) Эдипова схема властно вмешивается в гладкую первичную модель, приведённую Фрейдом. Это вмешательство к концу статьи и позволяет понять необходимость появления второй фазы, которая, по словам самого автора «никогда не имела реального существования». Именно Эдипова потребность в любви и вдохнула страсть в сцену избиения, превратив наказывающего грозного отца в объект, не только дарующий любовь, но также и достойный любви фантазёра. Возникает ситуация, которую мы можем точнее всего охарактеризовать, повторив за Лаканом: «Сама религия, иными словами, основана на чём-то таком, что Фрейд, как ни удивительно, выдвигает на первый план – на представлении об отце как о том, кто заслуживает любви». (5, стр.150).  Иными словами, эта точка, эта вспышка любви к отцу становится, в определённом смысле, точкой трифуркации, давая начало и перверзии, к трансформациям которой мы ещё вернёмся, и сознательным садистическим фантазиям об избиении «многих детей», и религиозному чувству. (Что кстати, позволяет задаться вопросом о структуре религиозного психоза).

Примечательно, что появление третьей стадии в детски фантазиях - об избиении многих детей заместителем отца демонстрирует нам не только механизм смещения («заместитель отца»), но и механизм обратного сгущения. (Представление о себе самом расплывается до объёмов «многих» детей)

И ещё одним моментом отмечена эта самая «вторая фаза» Фрейдовской схемы: именно здесь начинается формирование того самого «заднего плана», к которому позже обратились и Рейк, и Делёз. При этом Делёз, ссылаясь на авторский текст самого Захер-Мазоха, берётся трактовать разнообразную атрибутику, в изобилии разбросанную по страницам «Венеры в мехах», как исключительно женскую. По его мысли всё это свидетельствует о том, что реальная наказывающая фигура – фигура, дарящая таким образом любовь и одновременно являющаяся объектом любовного поклонения – должна гендерно идентифицироваться как женская. Тем самым он возражает Рейку, чья книга о мазохизме также была Делёзом разобрана и чья аргументация, доказывающая противоположное, была воспринята скептически.

Подтвердить однозначную правоту первого или второго какими-либо статистическими выкладками из области психиатрии реальной возможности у нас нет. Специалисты почти единогласно говорят о том, что – да, случаи мужского эротогенного мазохизма довольно часто сопровождаются гомосексуальными проявлениями  - но однозначную зависимость выделить сложно. Однако если принять в качестве основы позицию Жиля Делёза, то возникает вопрос: а при чём здесь вообще какой бы то ни было «второй план»? Чем отличается женщина, наказывающая мужчину в «проявленной» сцене эротического мазохистского наслаждения от женщины, занимающей место на заднике этой сцены? Яркое и высокохудожественное изображение Делёзом  трёх женских типажей «второго плана» (якобы, претендующих на это место), по сути, мало отличается от Юнгианской архетипизации и с трудом может рассматриваться как доказательная конструкция именно в рамках традиционного психоанализа. А  вот схема, предложенная Рейком (идентификация «фигуры заднего плана» как мужской) – наоборот, работает даже и в случае сочетания случая пассивного гомосексуализма и эротогенного мазохизма. В этом случае гомосексуальная привязанность, не нарушая общего перверзионного принципа конституции мазохиста, демонстрирует наличие той самой второй, скрытой, бессознательной фазы фантазии о битье, «о которой в известном смысле можно сказать, что она никогда не имела реального существования» (4, стр. 325).

Таким образом, конечная мазохистская фантазия мужчины (эротогенного мазохиста) представляется:

• Результатом попытки объединения двух «линий любви». Первая линия проявлена более отчётливо и совпадает с сознательными и бессознательными фантазиями мальчиков о битьё. Вторая повторяет развитие «нормального Эдипа» и, постоянно перекликаясь с первой, катектирует её.
• Способом ухода от гомосексуальности второй фазы первой линии. В тех случаях, когда «природных предпосылок» (по выражению Фрейда) оказывается недостаточно и состояние неустойчивого равновесия при выборе пола партнёра однозначно сменяется гетеросексуальностью, мальчик приносит в жертву перверзии часть собственной мужественности, воображая себя жертвой истязания.
• Своеобразным компенсаторным механизмом, основанным на желании сохранить страсть к обоим родителям. Будучи поставлен перед необходимостью выбора между любовью к отцу и любовью к матери, мальчик пытается угодить желаниям, выдвигая на первый план сознания материнскую фигуру, но приписывая ей отцовское наполнение – избиение себя.

Таким образом, мы понемногу как бы «обкладываем флажками» место эротогенного мазохизма в системе перверзий и структуру определяющего его желания. И приходим к выводу о безусловном наличии  в качестве неявной составляющей страсти к отцу. Я употребил слово «страсти», потому что оно коннотативно шире, чем любовь и позволяет включить в исследуемые отношения, кроме любви также ещё и страх и ненависть, дозированное наличие которых и делает мазохизм загадкой.

Мы видим, что наказывающая женщина – символ желания мужчины-мазохиста – не просто исполняет экзекуторские функции отца. Она ещё и служит способом отведения гнева от обожаемой отцовской фигуры, канализируя ещё не проявленную открыто, но уже и не латентную гомосексуальность эротогенного мазохиста. То, что Делёз полагал чисто женской атрибутикой, подробно и чувственно описанной Л. Фон Захер-Мазохом (широкие тяжёлые меха, недвижимость ледяной статуи, суровость и пр.), в этом свете  предстаёт как украденная у отца одежда, маскарад, условие взаимной игры в отсутствие подлинного хозяина. Это намёк на инцест, обязательной особенностью которого остаётся ребячливость, тайный сговор «как будто», «всамделишность» - то есть открытая доэдипальность.

Такая позиция Делёза тем более странна, что в той же работе «Ребёнка бьют» Фрейд уже к концу статьи ясно и доказательно постулирует: «У девочки бессознательная мазохистская фантазия идёт от нормальной эдиповой установки, у мальчика – от извращённой, избирающей объектом любви отца». Что называется, яснее уже некуда. Тема связи мужского мазохизма с гомосексуальностью в который раз подчёркнута и полоролевая идентичность объекта бессознательной любви у Фрейда сомнений не вызывает. (Как и у его ученика Рейка).

Интересно, что сам Делёз, анализируя роман Захер-Мазоха, почему-то прошёл мимо одной из самых ярких сцен. Уже в самом финале романа, когда жестокая истязательница Ванда в очередной раз с называет Северина (главного героя), из-за её плеча вдруг появляется фигура некоего Грека – нового любовника Ванды, неистового «самца», причины ревности героя. Грек присоединяется к своей возлюбленной и превращает Северина в комок боли. И в результате этого герой неожиданно для самого себя приходит к выводу: «лечение было жестоко, но радикально. А главное – я выздоровел». В этой ситуации всё встаёт на свои места. Удачливый соперник – сильный, красивый, полноценный мужчина – фигура которого в точности совпадает с очертаниями эйдетического отца, приходит и наводит порядок, уводя мать от заигравшегося ребёнка. Загадка перестаёт быть загадкой, туман рассеивается и мальчика отпускают с миром, предоставляя его собственному желанию. Неявная пружина перверзии, перейдя в положение устойчивого равновесия и полностью обнажившись, заставляет героя отказаться от гомосексуальных притязаний – как только тому становится ясно, что они гомосексуальны.

Это ощущение покоя, выведенное на предпоследней странице романа, ясно показывает методику и смысл терапевтического воздействия – полное раскрытие заднего плана сцены, замена туманной мифологизированной фигуры отца  реальным мужчиной, существующим «здесь и сейчас». И тогда демонизированная женщина, потеряв свою фаллическое оружие – хлыст, вместе с ним утратит и власть, передав её единственному законному носителю – отцу.

Литература:

1. З. Фрейд  «Очерки по психологии сексуальности – Мн.: ООО «Попурри, 2001 – 480 с.
2. T. Reik. “Masochism in sex and society” – First Black cat Editions; USA 1962.
3. Л. Фон захер-Мазох. «Венера в мехах». В сб. «Работы о мазохизме» пер. с нем и фр. – М.; РИК «Культура», 1992. – 380 с.
4. З. Фрейд «Ребёнка бьют. К вопросу о происхождении сексуальных извращений». В сб. «Работы о мазохизме» пер. с нем и фр. – М.; РИК «Культура», 1992. – 380 с.
5. Ж. Лакан. «Семинары. Книга 17» - М., «Гнозис(Логос)» 2008 г.-272 с.
6. Ж. Делёз «Представление Захер-Мазоха» В сб. «Работы о мазохизме» пер. с нем и фр. – М.; РИК «Культура», 1992. – 380 с.